Сказка о женщине, которая не смотрелась в зеркало

Жила на свете одна женщина. Назовем ее Юлия, хотя это совсем не важно. Нашу героиню могли звать как угодно. Она была среднестати­стическая женщина средних лет, среднего здо­ровья, среднего достатка… Словом, она мало чем отличалась от большинства наших совре­менниц. И даже то, что она не смотрелась в зер­кала, честно говоря, тоже не было чем-то очень уж экстравагантным. Обратите внимание: мно­гие современные дамы тоже не имеют этой при­вычки — «некогда и не к чему», считают они. А кто-то из них обязательно уныло добавляет: «Чем там любоваться?» Короче говоря, целая философия.

Справедливости ради, надо сказать, что ино­гда Юлия все-таки мельком заглядывала в зер­кальную глубину. Например, если надо было убедиться, что пятно на воротнике кофточки не очень бросается в глаза или отсутствие пугови­цы на стареньком платье выглядит как ориги­нальная задумка дизайнера. Ну, так и смотрела она в это время именно на пятно или на то место, где должна была красоваться пуговица, а какого цвета у нее глаза (не у пуговицы, разу­меется), боюсь, Юлия не смогла бы объяснить с полной достоверностью.

Вот так она и жила, пока однажды свыше ей не был послан Шанс. Именно Шанс и именно свыше! Впрочем, обо всем по порядку.

Итак, это произошло в тот момент, когда жизнь нашей героини протекала, как обычно, то есть была наполнена хлопотами, тревогами, огорчениями и редкими, радостями. Юлия сиде­ла около школьной раздевалки и поджидала свою дочь, которая в это время мучилась на дополнительном занятии по математике. У дочки было слабое здоровье, и из-за частых болезней она подолгу отсутствовала в классе. Это не только мешало учебе, но и делало про­блемными её и так не очень безоблачные отно­шения со сверстниками. Трудности подростко­вого возраста и отсутствие близких подруг выливались на голову бедной мамы потоками слез и непредсказуемыми истериками. Нельзя сказать, что они ссорились или обижали друг друга. Но кто из женщин будет спокоен и без­мятежен, если страдает его ребенок? Поэтому все мысли Юлии, все ее физические и нрав­ственные силы имели только одну направлен­ность — ей хотелось, чтобы у Варьки всё было нормально. Правда, спроси ее: «Что такое „нор­мально»?» — наша героиня вряд ли ответила бы… впрочем, и этим она мало отличалась от многих мам, имеющих дочерей младшего подро­сткового возраста.

Юля жалела дочку за ее слабое здоровье, за некрасивую внешность, за то, что, когда Варе было четыре года, она лишилась отца. Нет, он не погиб геройски, выполняя долг перед Родиной, не скончался скоропостижно от коварной болезни, — он подло и банально ушел к другой женщине. Впрочем, такое явление в наши дни можно тоже назвать «среднестатистическим». Варька очень переживала уход отца и поначалу громко плакала, кричала по ночам и совсем перестала играть. Но постепенно все сглади­лось, нормализовалось. Только из здоровой жизнерадостной девочки Варька превратилась в замкнутую болезненную худышку.

Но вернемся к нашей героине, которая, сидя на низенькой школьной банкетке, читала книгу с оптимистическим названием «Как стать счаст­ливой». Мысли ее, правда, были весьма далеки от текста и привычно крутились вокруг дочки­ных проблем.

«А у вас пуговицы наверху не хватает», — вдруг прозвучало с банкетки напротив. Юлия не сразу поняла, что обращаются к ней. Она подня­ла глаза, встретилась с внимательным взглядом молодой женщины, и тут же щеки ее вспыхнули от возмущения: «Какая бестактность!» Хотя природный юмор нашей героини, уже давно загнанный в самый дальний угол ее сознания, тут же констатировал: «Идея с дизайнером не прошла!»

А женщина, словно не замечая Юлиной реакции, продолжала: «В зеркала не любишь заглядывать? А стоило бы. Все-таки мы — венец создания, любимое творение Господа нашего!» «А она не так молода», — вдруг подумалось нашей героине. Женщина же, грустно вздохнув, вдруг произнесла странную фразу: «Не так страшно, что ты во внешние зеркала редко заглядываешь, страшно, что во внутренние совсем не смотришь!»

«А что там внутри-то рассматривать, я ж не анатом?» — неожиданно для себя огрызнулась Юлия. Собеседница опять внимательно и сочув­ственно посмотрела на нее. «А ты разве не знаешь, например, что в душе каждой женщины есть чудесный сад за семью печатями, который она создает и совершенствует всю свою жизнь», — вдруг нараспев заговорила женщина, и наша героиня с удивлением подумала: «Да она совсем старая!» А вслух спросила, почему-то улыбаясь глупой улыбкой: «Какой такой сад?» «Да уж не тот, который ты уже пятый год пыта­ешься в своем Виноградове насадить», — серди­то отрезала женщина. «За внешним садом сле­дишь, а что во внутреннем творится, понятия не имеешь. А там камней груда, …растет, что попало, …шляется по нему каждый, кому не лень — топчут, мусорят. Срам, да и только!» Женщина сердито замолчала и отвернулась.

Юля вдруг ощутила себя маленькой девоч­кой, которую за нерадивость отчитывает доб­рая, но строгая учительница, и неожиданно для себя спросила: «Что же делать?» Собеседница снова подобрела, и даже морщинки на ее лице немного разгладились: «Во внутренние зеркала почаще заглядывать и размышлять». «А где же эти зеркала?» «Везде», — странно ответила новая знакомая и как-то неопределенно повела рукой вокруг себя.

Юлия невольно последовала взглядом за рукой, и в поле ее зрения оказался старенький телевизор, в который неподвижно вперился взглядом широкоплечий охранник. С Юлиного места экран был виден не очень хорошо, но изображение вдруг странным образом прибли­зилось, сначала показалось мутным и расплыв­чатым, а потом, словно кто-то произвел фоку­сировку, — все стало четким и даже объемным.

«Очередной сериал», — вяло подумала Юля, но через несколько минут уже не смогла ото­рвать взгляд от экрана. У нее было смутное ощу­щение, что все это уже было. «Де жа вю», — вспомнилось Юлии научное название подобно­го явления. Только обычно такое ощущение воз­никало где-то внутри сознания, а сегодня оно было словно извлечено наружу, и Юля смотре­ла на свое «де жа вю» со стороны.

А на экране было «всё, как в жизни». Огромное зеркало старинного шкафа, перед которым, замерев, стоит малышка и вниматель­но рассматривает свое изображение. Чувству­ется, она в восторге от того, что видит. Вот она скорчила смешную рожицу, потом важно наду­ла щечки, растянула ротик в улыбке почти до ушей и радостно засмеялась. Она не была кра­савицей, ее даже нельзя было назвать хоро­шенькой. Но в этой девочке было столько жизни, радостного сознания своего бытия, неуемной детской энергии, что она была пре­красна. Юля невольно залюбовалась девчон­кой и улыбнулась вместе с ней.

«Ну, что ты там увидала хорошего? Полчаса любуешься», — неожиданно возникла в кадре девочкина мама, и Ю.ля вздрогнула вместе с застигнутой врасплох малышкой. «Хорошие девочки в зеркала не пялятся, они делом зани­маются. Тоже мне, красавица», — слегка насмешливо произнесла женщина, чуть приобняв дочку за плечи. Обострившийся Юлин взгляд мгновенно отметил, как погасла искорка в глазах девочки, как беззащитно приподнялись ее плечики и округлилась спина. И в этот момент Юля поняла, где она видела эту девочку. «Это же я!» — ворвалась в сознание мысль, и сердце сжалось от боли и сочувствия.

…А жизнь на экране продолжалась. У того же зеркала теперь стояла нескладная девочка- подросток и робко заглядывала в зеркало. Было видно по всему, что это доставляет ей страшные мучения. Новая россыпь ненавист­ных свидетелей, что гормональная перестройка идет нормально, несуразно длинные конечно­сти, которые словно специально созданы для того, чтобы причинять неудобства, уже явно проявившиеся признаки принадлежности к женскому полу — жуть какая-то! Просто хочется рыдать и забраться поглубже в какую- нибудь раковинку! «Это все пройдет!» — хочет­ся крикнуть Юле, но в это время в кадре появляется старшая сестра героини, красавица и интеллектуалка. «Да уж, сестренка, обделила тебя природа — ни красоты, ни ума. Как же ты жить-то будешь, бедняжечка?» — с притвор­ным сочувствием протянула она. «Вот еще что, — обернулась сестра с порога, словно вспомнив что-то очень важное. — Таньку из подружек гони, она ж у тебя всех кавалеров уведет!» И улыбнувшись холодной улыбкой, сестра выскользнула из комнаты, а девочка, забившись в угол большого старого дивана, без­звучно зарыдала. Юле снова захотелось крик­нуть: «Не слушай ее! Она просто вымещает на тебе свою злость за то, что ее никто не любит!»… Но кадр уже сменился.

…Молодая женщина сидела на том же ста­ром диване и глазами, полными слез, следила за высоким мужчиной, который, не торопясь, дви­гался по комнате, собирая вещи в большой кожаный чемодан. При этом он постоянно гово­рил, и было непонятно, то ли он оправдывается, то ли вводит словами в транс наблюдающую за ним женщину. «Нет, ты не думай, ты очень хорошая…, даже замечательная… Но так сло­жилось… Я, конечно, буду вам помогать…» Слова звучали жалко и безнадежно, как заезженная шарманка. А в глазах женщины застыла такая боль и такое отчаяние, что Юле снова захотелось вмешаться. Если бы она могла обнять эту бедняжку и шепнуть ей: «Он просто не умеет любить. Он ни с кем не будет счастлив. И с ним никто не будет…»

Кадр сменялся новым — и Юлино «де жа вю» выстраивалось в простую до жути историю, которую можно было бы эффектно назвать, на голливудский манер: «Как во мне убивали Жен­щину. Юле казалось, что фильм шел вечность. Но когда он вдруг прервался, и на экране замель­кали титры, наша героиня с удивлением обнару­жила, что прошло всего сорок минут. И в этот же момент она увидела Варьку, устало спускающую­ся по лестнице. Проходя мимо высокого зеркала, девочка украдкой взглянула в него, и Юля при вычно подумала: «Недотепушка ты моя, ничего утешительного ты там не найдешь».

И вдруг время стало медленным и тягучим, как бывает в кинофильмах, когда оператор спе­циально замедляет движение кадров, а зеркало сначала подернулось какой-то пеленой, а потом прояснилось и приблизилось. Юлия с удивлени­ем увидела, что там, в зеркальном пространстве, не школьный холл, а какой-то незнакомый ей сад. Он был немного нелепый и наивный, как будто его распланировал и оформил ребенок. В нем не было видно единого замысла, особой гармонии и порядка. Но простые полевые цветы вперемешку с неприхотливыми оранжевыми ноготками, бело-розовыми маргаритками и скромными фиалками создавали такой чудес­ный многоцветный ковер, что сердцу хотелось петь от умиления и восторга. Юля заметила, что в этом странном саду коегде росли и изыскан­ные красавцы, но их было совсем мало. Каза­лось, что садовник, ухаживающий за этим садом, еще не в полной мере постиг секреты мастерства, но его старания уже начали прино­сить свои плоды.

И вдруг Юлия обомлела. Она увидела себя. На ней была рабочая одежда, а на руках — ее любимые оранжевые перчатки. Она что-то несла и внимательно оглядывалась вокруг, слов­но ища подходящее место. Вот она улыбнулась, подошла к яркому задорному кустику календу­лы и безжалостно вырвала его с корнями, а на его место стала бережно пристраивать что-то другое. Когда женщина отошла в сторону, чтобы полюбоваться результатами своих тру­дов, Юлия с ужасом увидела, что на месте сол­нечного цветка нахально раскинулось уродли­вое колючее растение.

Слезы подступили к глазам Юлии, в груди что-то больно сжалось, и она подумала: «Что же я делаю? Доченька! Дивная моя, ни на кого не похожая девочка! Ведь, если бы Гадкий уте­нок не решился заглянуть в зеркальную поверхность озера, он бы так и не узнал, что родился Лебедем!»

Не сразу наша героиня научилась произносить подобное вслух. Не сразу подобрала слова, чтобы рассказать дочке о Дивном саде за семью печатями. Но она очень хотела, чтобы ее дочка была счастливой, а для этого просто необходимо, чтобы кто-то помог тебе разглядеть в себе самом Великое Чудо Мироздания!

Ольга Соколова